Отблеск Этерны

Догнал и меня. Долго я противилась, дожидаясь завершения эпопеи, и не утерпела. Теперь Арцию охота перечесть, а она тоже не закончена...

Обсужу-ка сама с собой то, что заинтриговало. Ибо, как сказал бы Джон Китс по версии Дэна Симмонса, "Откуда мне знать, о чем я думаю, до тех пор, пока я не увижу написанного своей рукой?" 

Это:

1. Видения (или что у него там) Дикона в "Синем взгляде смерти".

На форуме Камши, куда я не полезу, бо здоровья нет (хотя форум вполне приличный, не чета некоторым), общепринятой считается версия, что Дик таким образом шел через лабиринт умерших, где и сгинул навсегда. Не понимаю, с чего бы. Да, под формальные признаки абвениатского посмертия оно подходит. Но и под версию, например, эсператистского Первого суда подгоняется запросто. Дик же у нас эсператист, нет? Хоть и рвется в отступники. А сколько еще видов посмертия в Кэртиане имеется?

С абвениатским каноном бред Дикона не согласуется по смыслу. Усопший получает в лабиринте то, на что наработал при жизни: если на небытие – его пожирают чудовища, в противном случае он топает лабиринтом в одно из Четырех царств. Но Дикону предоставлен иной выбор – между чудовищем и человеком. Между его собственными различными качествами и побуждениями, воплощенными в лжеРокэ и лжеАльдо. Тот самый выбор, который вьюноша неоднократно продолбал при жизни и сделал это снова посмертно (якобы). Зачем избыточное испытание? И заслуженность спутника-Рокэ, пусть слепого, вызывает у меня сомнения. Ызарга Дик, безусловно, заслужил, а вот Алву, который при всех его суицидальных настроениях по-прежнему спасает, утешает, берет на себя грехи и дает мудрые советы экс-оруженосцу, - вряд ли.

Еще больше смущает хронология. В альтернативке, понятно, время субъективно, неслучайно точка отсчета – убийство Катари, после которого подсознание героя переигрывает случившееся, упираясь опять-таки в собственные фантазии и вожделения. Но по привязкам к реальному календарю лишь в ночь на 7-е Летних Волн у Дика начинаются видения, длящиеся неделю. То есть Дикон пребывает неведомо где и в каком состоянии 30 дней после своей смерти (если то была смерть) - почему не отправляется в лабиринт (если то лабиринт) сразу же? Неделя его видений завершается 14-го Летних Волн, в день первого сражения у Эйвис. В ту же ночь Зоя является к Рокэ и доставляет его с Марселем в Надор, где из всех заметных событий – только движущиеся камни, тронувшиеся в путь явно не вчера. По-моему, несомненно, что Зою погнал к Алве выбор Дика.

Сие логично: в мире свободной человеческой воли очень многое решается персональным выбором каждого. Дикон, на безрыбье выбирающий Рокэ (исправленного и дополненного по заявкам зрителя) и предпочитающий ему воскресшие в лице Альдо фантазии о великой Анаксии и не менее великом Ричарде Окделле, явно изменил напряженность поля, усугубив угрозу. Если бы речь шла лишь об одной отдельно взятой судьбе уже покойного, идущего тропами мертвых, чья судьба никак не касается живых, вряд ли Зоя бы так всполошилась.

Эрэа Гатти, по словам форумчан, вроде бы вскользь подтвердила версию окончательной смерти Окделла, но мне это шибко сомнительно, ибо против всей логики эпопеи, включая и схему 1+4+16 (да, 21, несчастливое число). Дик – одно из важных звеньев схемы, увы, самое слабое. А вся цепь, как известно, не сильнее ее слабейшего звена. Устранять которое нелогично, если, конечно, вы не Манрик и ваши цели поболее Надора. Через такое звено очень удобно запускать вирусы и прочую порчу-скверну, Штанцлер мог бы подтвердить. Вносить в схему такие повреждения, чтобы она работала неправильно, себе во вред, а звено бы этого честно не замечало. Функция как раз для Дика. Возможно, его видения – это как раз такое перепрограммирование схемы через ее самый уязвимый элемент. Ибо Чужой покровительствует тем, кто преступил грань, отделяющую малое зло от великого, и они избегают Первого суда. Альдо увел Дика от Рокэ. "Кто против нас? – Те, кто занял чужое место". Сэц-Придд на месте Ракана… Чужой на чужом месте… Всего-то. Дьявол и тут не шибко величественен и на большие буквы не наработал.

Зачем же такого удобного эория вычеркивать из жизни?

  Эрго, Дик если и идет через какой-то лабиринт, то в обратную сторону – в мир живых. Как верный вассал единственного сюзерена – собственных фантазий и хотелок. Как часть Горного зверя – неостановимого каменного потока, быть в котором ему так приятно, но повелевать которым он не в силах. В таковом качестве он может быть очень полезен врагам. Поэтому Дику ничто не угрожает, сам же он – угроза многому, хоть и не ведает о том. Где его мариновали 30 беспамятных дней и еще неделю, неведомо, но испытывали его отнюдь не для дальнейшего ПМЖ в одном из загробных царств или, тем паче, небытия. На инициацию сей околосмертный опыт, впрочем, тоже не тянет. Зато жертву соблазнов и самообмана заинтересованная сторона может еще использовать и использовать. Тому, что воплотилось в образе лже-Альдо, нужен Дикон, и Дикон отозвался с готовностью.

Увы, Алве он тоже нужен – на Изломе Повелителями, уж какими ни есть, не разбрасываются. Ракан может заменить любого, но не всех и не навсегда. Каждый должен быть на своем месте, это любимая присказка Ворона. Хошь – не хошь, придется-таки объезжать и этого дурного жеребчика, делая победу – или хотя бы отсутствие поражения - из того, что под рукой. С Робером и Валентином, при всех их сложностях, таких проблем нет. Пакостно, что выбор каждого, опять же, должен быть персональным и добровольным, манипулировать экс-оруженосцем Рокэ не только противно, но и непозволительно, а его благого влияния на Дика, как и сказано, надолго не хватает – просветы кратковременны и неустойчивы. Надо брать недоумка за шкирку, но нельзя. Нельзя, но надо…

Знакомая дилеммка.

Может, еще не все потеряно? Даже Катари под конец выправилась. Да что там – даже Фердинанд! Правда, он любил, а лисичка была обучаема. С оружия пролетарьята что взять – оно ж каменное, безмозглое и где-то даже блаженное, как и сказано. Единственный перс, за все это время ни черта не понявший, не усвоивший и ни на йоту не изменившийся. Гаденыш? Скорее булыжник. Несомый ветром. Куда дунет – туда наше незыблемое и катится.

Камни он слышит и понимает, людей не воспринимает категорически. Верно сказала Катари – живет парень, как в яйце. Вылупится ли из него когда-нибудь что-то человекоподобное? В силу врожденных качеств он не способен отличать свои мысли от чужих, врагов от друзей, фантазии от реальности, добро от зла; о самоконтроле в связи с этим и говорить не приходится – тупое, жадное, самовлюбленное ничтожество даже не подозревает, что именно следует контролировать. То бишь по собственной воле он практически ни на что не годится, вопрос лишь в том, кто и как сумеет это несчастье использовать. Стронуть с места и придать направление и ускорение. И ведь как учит дурня судьба, кусает, режет, ребра-ключицы ломает, - как об стенку горох. При сем вокруг него, видимо, в силу этих самых качеств, имеется некое защитное силовое поле заботы и опеки, а то и безразличия, самых разных людей и сущностей. Его спасают, прощают и утешают, пегая кобыла цокает у него за спиной, но не посягает, Цилле и прочим выходцам он не нужен, как, судя по всему, и чудовищам лабиринта… Или же нужен, но не в виде трупа. Дикон, будучи привязан по-настоящему лишь к себе, любимому, и своим умственным конструктам, принимает такой расклад как должное, не осмысляя его во всей полноте. Счастливчик. Что также не способствует, в частности, умению быть благодарным. Конечно, спасают и Робера – тот же Ворон, Дракко, пятнистая кошка, - но как же различаются реакции спасенных. Содержимое черепа Дикона, кажется, годится лишь для фантазирования о своих великих подвигах и для волнений о камзоле и лошади, которые у него не должны быть хуже, чем у Придда.

Впрочем, все это у них семейное. Как резонно заметил Квентин Дорак, Окделлы так глупы,что никогда не знаешь, чего от них ждать. Эдакий дивный набор личных качеств, да в сочетании с древней кровью, да на Изломе, – подарочный набор интриганам и лохотронщикам всех мастей, пальчики оближешь. Эх, представляю молодого талантливого актера в роли Дика в экранизации – какая была бы прелесть! Сравнимая, пожалуй, разве что с мартиновским королем-попрошайкой. Одно только восклицание в адрес недовольных Раканом и его солдатами мещан: "Где они были, когда мы умирали за их свободу?!" – роскошно, так хохотать вредно. И ведь дурачок этот несчастный истово верит, что да – именно он, именно умирал, именно за свободу горожан быть ограбленными, изнасилованными и убитыми, зато в Золотой анаксии да при великом Ракане, а те еще и недовольны, какой неудачный попался народ…

Любопытный момент – слепота Рокэ. Она не порождение предполагаемого лабиринта - ослепление Алвы примстилось Дику еще до смерти Альдо, что подтверждает версию о подсознании самого Дикона как источнике видений. О его желании видеть эра слабым, уставшим, зависимым, но при этом по-прежнему опекающим Повелителя Скал. Правда, с таким же успехом здесь можно углядеть творческое вмешательство Рокэ или иных сил, стоявших за предложенным выбором. С одной стороны, Ворон-инвалид, уставший от жизни (только Дикон мог купиться на столь явную подделку, которой пичкал его Штанцлер), льстил самолюбию пацана, с другой – мог быть попыткой расшевелить в нем лучшие качества, подвигнуть к заботе о калеке. С третьей, слепец Рокэ, явившийся ну очень зрячему Окделлу, - чистейшая издевка, не заметная разве что самому Окделлу.

И наконец, защитные силы помаленьку отступаются от балбеса. Карваль, решительное альтер эго Робера, убивает гаденыша; Скалы – и те восстают против предателя. Куда ему ползти? Никого-то у него не осталось, мудро осознал он в видении, кроме эра Рокэ. Но возник новый мираж – и наш феерический дурак ринулся в опасную закатную степь…

Думаю, за подсознание Дика сражались силы, представлявшие раттонов и противостоящих им. Раттоны в данном случае победили. В душе Дикона они обрели неплохой плацдарм.

2. Великие Дома.

Тут нич-чего не понимаю. Дом Ветров, по сути, не существует, нет ни кровных вассалов, ни самого Повелителя. В Доме Волн некомплект. Это подтверждается неоднократно, в том числе мечом Раканов, на котором недостает восьми камней из 20 – причем семь из них потеряны давно, а восьмой (карас, камень Скал) отыскан Диком по горячим следам (Рокэ, что интересно, оставил его Окделлу) и тут же вновь утрачен, судя по всему, он у Циллы (возможно, вместе с четырьмя одинаковыми мужскими кольцами). Это сулит Скалам и персонально Дикону неприятности, кои и не замедлили. Или речь шла о ком-то из вассалов Скал, которым тоже не поздоровилось? Или все же, как гласят спойлеры, Диконушка выбран Циллой в короли, отсюда и его специфический лабиринт? Вряд ли; Арамона поведал, что Ей, кто бы Она ни была, Дик не нужен, потому что у него уже есть Хозяин, к которому вьюнош привязан клятвой и кровью. Ветры, впрочем, тоже карасами не брезгуют, но какой же Алва Ветер… дело не в этом. Эрэа Гатти вроде сказала, что схема готова к работе. На помянутом форуме не дремлют, и вот тут я теряюсь. По догадкам читателей, Жермон Ариго вдруг оказался главой Дома Ветров, Райнштайнер потеснил Валентина с поста Повелителя Волн, Пьетро стал кровным вассалом Молний… Почему не Бонифаций? Хотя эрэа Гатти будто бы уведомила, что 21 явлен в первой же книге, где не было еще ни Жермона, ни Ойгена, ни Луиджи, а равно и прочих фельпцев, дриксенцев etc., которые ныне заполняют значительную часть схемы, по догадкам форумчан.

Принципов комплектации не понимаю. Валмоны, судя по всему, вообще в счет не идут. Хотя Марсель угодил в эпицентр событий так же, как Луиджи – "Четверых Один призвал"… Много говорят об алатах, а варастийцы в забвении – понятно, почему, это же потомки переселенцев, а не тех, кто искони населял владения Борраска, и тем не менее… Дриксы и гаунау в списке, а гайифцы и урготы почему-то нет, не говоря уж о кагетах и бакранах – а ведь в алтаре Бакны видят свое и Рокэ, и Дикон, и Марсель. 

После некоего спойлера заговорили о Раймоне Салигане. Пренеприятнейший тип, я бы сказала – вызывающе, нарочито неприятный. Занятно будет, если он, к примеру, Повелитель Ветров инкогнито. Рокэ мало с кем обменивается рукопожатиями. Послужной список маркиза занятен. Скупщик краденого и ценитель прекрасного, в том числе древностей. Верный друг Марианны, вместе с ней планировавший захват Робера для обмена его на Рокэ и потом всяко выгораживавший соучастницу. Шпион в пользу Гайифы и порученец Дорака, на суде бесстыже валивший на покойного кардинала все грехи. Он, как и Придд, явно понимал и цену судилищу, и цели Алвы, способного выиграть и этот заведомо проигрышный бой. И Алва намекнул, что свидетельские кульбиты Салигана ему понятны. Та реплика о шпионаже звучала приговором маркизу – а обернулась приговором гайифскому послу… Марсель тоже не производил на внешних наблюдателей впечатления умного и преданного товарища, но его читатель видит изнутри, а Салигана – нет.

Конечно, Излом и Рокэ активно формируют полуразобранную схему, вовлекая в нее и тех, кто будто бы ни сном, ни духом; а там – кто знает: вопросы крови самые запутанные в мире. Одни Рафиано чего стоят. Только сдается мне, что талигойская кровь не в одних Раканах, но и во всех эориях давным-давно сошла на нет, разбавленная многовековыми браками. В итоге все всем родня, кто поближе, кто подальше, Алва – те полумориски, Сэц-Придды – полуалаты, в генах Скал тоже чего только нет. Память крови – штука, конечно, загадочная и тем заманчивая, только не она одна все решает. И даже не в первую очередь она. Память крови показала Альдо Эктора Придда, а Робера сделала всадником, мчащимся к гальтарской башне. А кто раздает мещанам и негоциантам сердца принцев и герцогинь? Не говоря уж о мозгах, которые с благородным происхождением вообще никак не коррелируют. Нет, проблема старых мехов и нового вина с повестки дня никак не сходит. Полагаю, Абвении вполне могли бы выбрать себе новых наследников, но коль скоро они полегли в Этерне – наследники объявятся сами. По заслугам. 

И все-таки дрейфа Жермона из вассалов Молний в Повелители Ветров я не разумею, как и дрейфа Ойгена в Повелители Волн, и многого другого. Ни в коем случае не против оных кандидатур, Ойген – вообще большая умничка; Валентин, впрочем, тоже, только моложе. Просто – не врубаюсь в потайные смыслы, видимо, доступные знатокам матчасти. По каким критериям, или, как говорят знатоки, маркерам безродные зачисляются в схему, а родовитые из нее бесследно выпадают? Способность чуять мистические силы и видеть Циллу? Внимание выходцев и астэр? Почему, скажем, Повелитель Ветров не любимец кэцхен Вальдес? Куда делась половина скальных вассалов, вытесненная Хайнрихом и Давенпортом? Где Дораки, принадлежащие к бесспорным ЛЧ? Знатоки утверждают, что Жермон и Ойген вызвали смерчи на Мельниковом лугу. Но Жермон – репортер, и ни о каких его сознательных усилиях в этом направлении речь явно не шла… Кровоточащее запястье, как у Рокэ, Робера, Адриана? У Ли есть шрам, Жермон и Ойген ими тоже обзавелись, но большего мы не знаем.

Ну, видел Жермон, сидя вместе с древнеглазым Ойгеном над тазиком снега, уходящего в закатное небо всадника, даже по-гальтарски его окликнул. И что? Инициация, говорят читатели. Так ведь сколько было таких инициаций у самого разного народу. И как по-разному все реагировали. Ну, заглянул он в око смерча. И дальше? Развернул стихию Придд, а Ойген сообщил, что им фантастически повезло. Никаких указаний на особую роль друзей в стихийном бедствии, кроме все тех же очень смутных намеков эрэа Гатти. Никаких указаний на Ветра…

Хотя, учитывая, что творилось в семейке Ариго… Может, и впрямь белые ласточки там пролетали? Если мэтр Капотта мог затесаться в родословную, почему Борраска не мог?

С тем же успехом, впрочем, Владыкой Ветров может оказаться последний Придд. Почему нет? Пока, кроме него и Вальдеса, реально ветрами никто не рулил.

Инициации же вообще, по-моему, многоэтапны. К примеру, посвящение Робера началось у ары, а завершилось у Марианны – слиянием с чужой памятью. Однако в счет идут, наверное, и события реала – Кагета, убийство гоганов, казнь, также сопровождавшаяся "эффектом чужого взгляда", Дора, где Первый маршал Талигойи действовал как Первый маршал Талига, будто со стороны слыша собственные слова… Когда видения прекратились, Робер был утвержден регентом Талига в звании маршала и Проэмперадора Олларии. Возможно, инициация все еще не завершена – но близка к завершению.

А может, забывшие себя потомки Ушедших должны инициироваться всю жизнь? Как, впрочем, и Ракан. И проблема выбора ежесекундно остается проблемой каждого. Кровь сама по себе ничего не решает, как ни рассчитывал на это бедняга Альдо.

Еще, говорят, в ОЭ имеется перс-найер. Или найери. Поди угадай. Зеленоглазая барышня, с удовольствием созерцавшая падение Агариса? Ойген? Раймон? Валентин? Лаци?

В общем, в волшебно-геральдических пасьянсах я ни ызарга не смыслю. Повелителей, по читательским теориям, уже больше, чем стихий, а доказательств - чуть. Остается смиренно ждать финала, пребывая в готовности ко всему. Может, и правда дочь Беатрисы от Эридани родилась мертвой? Может, лиловый камень на мече Раканов и кинжале Валентина неслучаен? Лже-Ракан оказался Сэц-Приддом, а кем окажется настоящий Придд? А королем все-таки станет Робер, это было бы правильно. Хотя его ждут в башне, но ведь и король – в каком-то смысле страж Заката, берегущий свою страну и свой мир от истребления. Как Эрнани Святой и Эрнани Последний. Став Проэмперадором, он фактически вошел в башню… Или, скорее, был принят в ней, вошел-то он раньше…

На Изломе все возможно. Надеюсь, последняя книга меня удивит.

 3. Зверь Раканов и прочая магия.

 Загадочное диво.  Некоторые его любят. Например, вожделеющие гоганы. Могущественное и славнейшее создание Четверых, елки-палки. Оно и изначальных тварей гоняет, и исцеляет. Правда, Робера от Серого предела вернул вовсе не Зверь. Почему-то Рокэ категорически не жаждет призывать это чудо-юдо, тем самым принимая сторону Мэллит, Адгемара и всех, кто сознательно или подсознательно остерегается древнего вина, обратившегося в яд. 

Интересно, связаны ли со Зверем слабости и недостатки участников схемы? Связан ли с ним Дик? Возможно, посредством Горного Зверя? Или у каждого повелителя, как и у Ракана, зверь свой? А Зверь Раканов – некий гибрид Зверей четырех стихий? Хотя, похоже, каждый Зверь – дитя как минимум двух стихий. Горный – порождение скал и воды, небесный, плясавший у Эйвис, - воды и ветров…

Но Дик чувствует камни, Робер – грозовое напряжение, что чувствует Валентин, не знает никто. Чарльз Давенпорт чует катастрофы любого рода. Ли тоже. Слабенькие предчувствия доступны Жермону и Ойгену. Рутгеру подсказывают кэцхен. А Ракан – настоящий – чует все, и в первую очередь – людей, которые должны совладать со стихиями своей волей, или же воспользоваться силой стихий, или перехитрить их…

По словам Алвы, Гальбрэ уничтожил Зверь. По легенде, рассказанной Франческой, то были дрогнувшая земля, огромные волны, гроза без дождя и чудовищные ветры. Вся четверка, которая, выходит, и есть Зверь? Логично.

Какое отношение Зверь Раканов имеет к Зверю, глядящему в Закат? Чье сердце Один отдал Четверым – одно на всех? То самое, что, истекая кровью, висит над призрачной башней, где ждут Робера и надеются на него… С другой стороны, или закатные твари – это слуги Леворукого, то бишь попросту кошки, или я что-то путаю. С третьей, четырехглавое чудище с одним сердцем – прежде всего аллегория. Эридани рассчитывал с его помощью укротить выпущенных им же изначальных тварей, заплатив шкурой Ринальди вместо своей. Не вышло. Братоубийство состоялось, но в лабиринте остался перехитривший себя хитрец.

Зверем стал… Ринальди?

Кстати, откуда есть пошли Раканы? Великие Дома, по легенде, - прямые потомки Абвениев, а Раканы чьи? Создателя? Леворукого? Кто такая синеглазая Оставленная – не сестра ли смерти? Если Октавия – ее воплощение, то родство у Раканов совсем интересное выходит. И вот еще что: хозяева ли они Зверю своему или же слуги?

После визита Ринальди на Винную улицу Росио начал охоту на Зверя, чья цена так велика. Кажется, она куда больше и жизни, и смерти. А Зверь сидел тихо. В отличие от мелкой пакости. Если он вылезет, считает Алва, - значит, все усилия пошли прахом. Какие усилия? Чьи? Последнее высвобождение Зверя ознаменовало конец анаксии. Не будет ли следующее концом Кэртианы? Как минимум – приближением к этому концу, который на один круг отсрочила династия Олларов.

Зверь карает нарушителей долга и клятв. Валме, умничка, понял это, сопоставив намеки и события. Дело вроде бы благое. В процессе наказания клятвопреступников вырвавшиеся на волю изначальные твари загоняются обратно. Тоже хорошо. Правда, карает Зверь не всех и не всегда. Видимо, должна накопиться некая критическая масса нарушений. Как в Гальбрэ, Агарисе или Олларии. Или же персона нарушителя должна быть значима в глобальном масштабе – как Эридани. Или, в конце концов, воля Ракана должна указать Зверю цель. Агарис… В юности Росио мечтал его захватить, но зачем же самому-то трудиться… Ему сейчас не до того. Могут ли родичи-мориски быть окказиональным воплощением Зверя?

Сам Росио прилагает все усилия, чтобы скверна выжигалась человечьими средствами, без участия Зверя. Быть может, усилия его – и всего рода Алва, а ранее Раканов, по крайней мере некоторых, – направлены на удержание Зверя взаперти ценой отказа от собственной сути и тщательно соблюдаемых клятв добровольно выбранному сюзерену? Ибо возвращение Раканов и, следственно, Зверя означает конец Кэртианы. Здесь встает бедром следующий важный вопрос:

4. Что знает Алва?

Рокэ возглавляет парад персонажей-айсбергов, чьи сияющие верхушки видны издалека, а основание скрыто в глубине. Блистательный мерзавец, чьи интересы сводятся исключительно к войне, бабам, вину и издевательствам над хорошими людьми, оборачивается тончайшим людоведом и политиком, знатоком гальтарского языка, легенд и обычаев, Катари утверждает, что он – Хозяин реликвий Раканов, кроме того, ему повинуются люди, кони и даже сны. Сны, в которых он вел душеполезные беседы с Диконом и передавал Альдо меч, ездивший с ним в Фельп и невесть как оказавшийся в домашней церкви, искал своих вассалов, спасал Робера и Луиджи… Допрос у Клемента, во время которого Ворон помог Роберу устоять – когда тот совсем уж обессилел…

А еще у него в союзниках коты. Тот, что наблюдал за дуэлью в Нохе, тот, что остановил Луиджи… Эрэа Гатти любит котов.

Раритетные регалии – меч, корона, жезл - мирно покоятся во дворце пока Олларов. Меч – дурно выкованная железка – поучаствовал в мистерии, будто в насмешку над древними цацками. Они губят всякого, кто завладеет ими, не имея на то прав. Альдо не даст соврать. Передав короленышу меч через Дикона, Алва спровоцировал цепочку событий, приведших к смерти самозванца. Сам он не пользуется ими не поэтому. Он ведет битву личными немалыми силами. Его болезнь – это боевые раны, только мало кто об этом догадывается.

Отнюдь не просто так он дважды рассказывает свой сон, в котором искал вассалов, а нашел почему-то Эпинэ. Да, Робер откликнулся первым, сам того не понимая. Отклик, как всегда, должен быть добровольным и исходящим от сердца. Алва и это знает. Хорошо бы и до Дика наконец дошло.

Эрэа Гатти любит пошутить – однажды она назвала Рокэ не более чем фоном эпохи, отказав ему в звании главгера. Ну да, Алва перемещается с видимого фронта на невидимый – фронт защиты мироздания, с сопутствующими философствованием, самопожертвованием и маловразумительными, таинственными, парадоксальными деяниями, что сопровождается неизбежным дрейфом читательских симпатий. Был такой яркий перс, а стал такой скушный… Одно слово – святой. Тоже знакомо. И то сказать, на читателей в последних книгах вывалился такой ворох клевых парубков  – Ойген, Ротгер, Марсель, Руппи, Валентин – вах, какие ребята, веселые и находчивые, слэшь – не хочу. (Хотя свое отношение к недоштанным адептам гайифской любви кто только не высказал, включая и Рокэ.) А унылый ПМ только и ищет, где б самопожертвоваться, - тоска…

Что ж, женщины всегда демонов предпочитали святым, как мудро заметил первый маршал, усиленно кося под демона и всяко уклоняясь от нимба. Не вышло, и Леворукий не помог. Плотина на пути зла, как поименовал его Оноре. Потомок святой Октавии, заступник и ходатай за грешных, который отвратит гибель мира, простит непрощаемое и примет на себя все грехи, ага.  И ведь пришел ходатай в дом Аглаи Кредон, несмотря на сарказм здравомыслящей Луизы…

Думаю, соберано известны все исходные данные и части паззла, но собирать их – ему, при осознанной и добровольной помощи всех, кого это касается, эориев и простолюдинов, святых и грешных, мужчин и женщин. Намеки на информированность Алвы прорываются в самые неожиданные моменты. К примеру, явление Айрис Окделл он расценивает как обещанную кару за грехи предков – "А ведь было время, когда я чуть было не усомнился в том, что Алва прокляты". Похоже, в семействе Алва не Рокэ первый принимает проклятие Ринальди на свой счет. Сдается, потомки Альбина знают свои истинные корни. И, будучи владыками Золотых земель как по праву крови, так и по завещаниям последнего императора и первого Оллара, категорически увиливают от короны. Своей трижды законной короны. Вместо того потомки Эридани истово защищают Талиг и его формальных королей. Если не Создатель, то – они…

Династия королей, поколение за поколением отказывающихся от трона и Силы во имя спасения своей родины, находящих иные способы служить ей и защищать ее.

Момент истины (для читателя) наступает после попытки отравления. В дивной лекции о виноделии, прочитанной у Штанцлера после дуэли, есть знаменательная реплика:

- Прожив полвека, виноград становится капризным. Когда вино зреет, от него можно ждать любых неожиданностей.

- Как от вас? – уточнил Мевен.

- Да, я от очень старой лозы, и ничего с этим не поделать.

Лоза Альбина Борраска немолода, но Алва явно имеет в виду не ее. И от короны, которую так жаждет нацепить на него Сильвестр, он уворачивается не из ложной скромности.

Позже, тщательно напиваясь в компании Дорака, Рокэ выдает еще более интересные вещи.

Я не хочу ничего. Два раза могло быть совпадением, но три…

Это - третий срыв Алвы на памяти Дорака. Винная улица, Джастин, Окделл. Не совпадение – проклятие. Того самого древнего страдальца, который не проклинал род Борраска. Который спас своего далекого двоюродного потомка, им же проклятого, на Винной улице. Рокэ, последний плод от древней лозы Раканов, не смеет ничего хотеть, ибо его хотения оборачиваются кровью, болью, предательством. Невинные будут платить за виновных и не расплатятся - так посулил Ринальди потомкам Эридани и Эрнани…

Но Рокэ беспокоят не личные печали.

Все потому, что слишком много Приддов и совсем нет белых ласточек.

Излом на носу, но один из Великих Домов вываливается из паззла, а другой вовсе не существует. И что с этим делать?

А может, они где-то и есть, только не у нас.

Тогда их предстоит отыскать. Потому что Один, конечно, может заменить любого, но

Круг должен замкнуться. Круг должен быть круглым, без начала и без конца, иначе получится слепая подкова.

И круг замыкается, Приддов остается всего ничего – спасибо Манрикам, расчистили арену. Где Рокэ отыщет белых ласточек – неведомо, но не в Талиге. И не в Кэналлоа, а где – кошки ведают. Может, и в Холте. Одному и без замены Четверых забот хватает.

Куплеты древнего Слова Повелителей. Включая тот, который нужно забыть, по утверждению Рокэ:

Четверым Один отдал

Сердце…

Но

Война уже есть, и ее придется выиграть.

Эту войну, войну Излома, при неполной схеме Раканов и уходящем времени Кэртианы, придется выигрывать людям, ибо век богов ничтожно мал. Если кто и способен ее выиграть – то только последний Ракан, маэстро нетривиального мышления, тончайший и мультизадачный Росио, герцог Алва, чьего сердца должно хватить не только на четверых и не только на двадцатерых. Хоть это и трудно. Очень трудно и очень больно.

Герман бегает за Матильдой, пытаясь передать Рокэ инфу о цене Зверя и Зова и о колодцах, – а Рокэ рассказывает Марселю о первом еще в Фельпе, вторым же пользуется после побега из Нохи. Он знает о судьбе Гальбрэ и последствиях нарушения обетов. Знает, куда идет и что ищет, отправляясь с Зоей; знает, что его ждут, и это явно не Дик. Может быть, ждут его те, кто обрабатывал Дика? Или, напротив, те, кто им противостоит? Об этих загадочных сущностях, по-моему, можно утверждать лишь, что они – не раттоны, с ними можно говорить, иначе Алва не рассчитывал бы вернуться. Прыжок Первого маршала в дыру слишком напоминает аналогичный визит Гэндальфа к Балрогу, чтобы Алва не вышел из него живым и должным образом преображенным, тут особо беспокоиться не о чем.

Если кто и отправился в лабиринт – это Алва. В полном соответствии с проклятием Ринальди. И путь ему предстоит вчетверо длиннее, чем Ринальди. Зато доподлинно известно, что из лабиринта можно выбраться. Видимо, Рокэ тоже об этом знает, раз намеревается вернуться. А значит, и остальное – если не все, то многое – ему ведомо. Его реплики во время суда слишком явно намекают на нераканистость Альдо и знакомство Алвы с настоящей волей Эрнани Последнего. Знал он и о предстоящей гибели Моро, хоть легче ему от этого не было…

Как только Первый маршал прибывает к ожидающим его, камни останавливаются. Эдакий своеобразный пригласительный – торжественный марш скал. При этом Алва рассчитывает вернуться, хотя и не сбрасывает со счетов возможность своей гибели; но он принял меры, чтобы его кончина не оказалась концом всего. Какие?

"Это не только твой конец, это конец ловушки, больше в нее никто не попадет. Больше некому".

Так размышлял Росио, отправляясь к эшафоту Оллара. Если подразумевалось проклятие Ринальди или любое родовое, значит, Карл – сын Фердинанда. А чей сын Октавий – неведомо. Если Алвы, то Рокэ уже не последний в роду. Вопрос о возможных бастардах лучше и вовсе замять для ясности; там еще и бакренок возможен. И тогда проклятие Ринальди уже не про Рокэ. Но у него есть и другие обязанности, налагаемые самой его сутью. И вышедшие на первый план, когда умер Оллар, освободив Алву от сдерживающей клятвы.

"Шар судеб набирает ход, ветер срывает одежды, и каждый становится тем, кем рожден".

Ветер. Одна из стихий, завязанных на Ракана.

"Выходка Алвы сорвала маски. Даже те, что срастаются с лицами".

И предоставила каждому свободный выбор себя и своей участи, сделав всех капитанами судеб – своих и всей Кэртианы. Дикон и Валентин, Робер и Катари, Ойген и Руперт, Жермон и Вальдес, Лионель и Луиджи, Марсель и Луиза, - все должны выбрать и действовать. Без оглядки на эра, маршала, защитника, друга. Сами.

Конечно, он принял кое-какие меры – услав Альмейду на север, а Дерра-Пьяве на юг, передав полномочия и воспретив освобождать заложников. А его безупречная репутация, как точно выразился Ойген, вынудила друзей размышлять о причинах его поступка – ибо они знали, что Рокэ не спятил и не проникся благодатью. Но ее нашел лишь Марсель. И тоже стал действовать соответственно обретенному знанию. Как и прочие – каждый на своем месте.

Что, интересно, имел в виду Алва, отправляя Дика в Агарию, на его место, - что блаженное создание должно пройти путь искуса до конца?

Все трое наличных Повелителей поклялись на крови Раканам. Робер не зря испытал блаженное успокоение и ощущение правильности происходящего. И тут же открылась рана на запястье. Валентин клялся дому Раканов, королевству и королю. Без имен. Мудро. Дик и Робер адресовали эту клятву Сэц-Придду, но она была принята, похоже, не Альдо. Возможно, это их и спасло. Особенно Дика.  

Слетели остатки маски и с самого Росио.

Тем не менее не допускаю мысли, что Алва всемогущ и всеведущ. Он и сам ее не допускает. Ибо человек. Очень одаренный и нагруженный прошлым, зафиксированным как генетически, так и магически. И будущим, которое предстоит разгребать. Как – он не знает. Скорее знает, чего делать нельзя ни в коем случае.

"Ты думал, что заткнул дыру, что не твои это желания и не твои слова, а судьба тебя обыграла. И поделом – не говори, если тебя слышат. Не говори, если не знаешь…

Но как же красиво ты влип!"

Рокэ продвигается ощупью, предпочитая прийти – увидеть – победить. Или не проиграть, если победить невозможно. Складывается ситуация, поступает вызов – и Алва, используя все свои нехилые ресурсы, реагирует. В краткосрочном и долгосрочном плане. Пришли вести из Олларии – и из Фельпа разлетелись указания. Пришла Зоя – и Алва без колебаний отправился с ней, зная, куда и зачем. Не раньше, но и не позже. Остался на плацу обиженный Создателем кукушонок – принял его под крыло. Вместо геройски пасть угодил в тюрьму – и там нашел чем заняться. Валме хлопотал вокруг валявшегося без сознания маршала, вывозил его из Олларии, привязывал к лошади – а в это время Дикон беседовал  с предками своего эра, обретал меч, сопровождал сюзерена из дворца в Дору, в Ноху и до смерти…

Какие-то знания приходят раньше опыта, какие-то – лишь с опытом, где-то их заменяет интуиция. Главное – успеть среагировать вовремя и правильно.

Росио умен, талантлив и прекрасен очень старается. Его задача – совершать правильные поступки, и он долго тренировался. У него получится.

5. Женский вопрос.

"Умные женщины, да еще на нужном месте, - редкость, их следует беречь", - говорил Сильвестр. Женщин в Кэртиане, как и всюду, хватает, с умом не так гладко, с местом и того хуже. Хотя место это определено традициями и авторской волей, дамский батальон обширен и разнообразен – не хуже мужского.

Луиза, Катари, Марианна, Айрис, Селина, Мэллит, Этери, Елена, Матильда, Мирабелла, Арлетта, Франческа, Зоя, Октавия, Беатриса, Эмильенна Карси, Каролина, Лауренсия… Последняя, конечно, астэра, ее можно не считать – вместе с кэцхен. Но как не считать, ежели их функциональность несомненна и значима? Как и большинства перечисленных прелестниц, несмотря на то, что им отказано в обладании Силой Четверых. Однако без курьеров эта Сила в поколениях передаваться не будет. Не говоря о прочих воздействиях дам на кавалеров и ситуацию в целом.

Моя любимица здесь – Луиза. Как-никак ровесница. Завидовать ей не приходится, а вот поучиться есть чему. Потрясающая дама. С Матильдой строго наоборот: она воистину Великолепная, позавидовать можно - например, здоровью, физическому и психическому; подражать нечему. Катари – молодчина: наделав кучу ошибок, к концу выправилась и честно заслужила всеобщую любовь. Когда известный петушок клюнул. Но, в конце концов, она была величайшей стервой и настоящим бойцом. И Рокэ, любимый-ненавистный, не только издевался над актриской, но и доверял ей многое. Очень многое. А вот Эмильенна, в которой 25-летний Росио видел свою Октавию, послужила невольным рычагом, перевернувшим всю жизнь будущего маршала. Любовь из этой жизни выпала – зато появились Праворукий и охота на Зверя. Она по праву получает свои изумруды – не будь того предательства, кто знает, был бы готов Рокэ к Излому так, как он готов нынче? Беатриса Борраска, знаменитая своей ролью в известной мистерии, тоже сыграла в истории роль, которую трудно переоценить. (Эх и шикарно вычислила Катарина легендарную жертву насилия, мимоходом сравнив с нею Ивонн Маран! Еще бы, Катари и сама игрывала в Беатрису, только куда талантливей Ивонн.) Сволочные дамы вообще оказывают огромное влияние на события, зачастую поболее, чем добродетельные. Один только бардак в семейке Ариго чего стоит. Ох уж эти бабы… Бедной стерве Мирабелле, правда, и того удовольствия не выпало. Она бы с удовольствием погубила пол-Кэртианы, но пришлось довольствоваться погублением собственной семьи.

Чертовски колоритна Зоя Гастаки, несчастная уродина с добрым, как оказалось, сердцем. Всего-то и надо ей было, что немного личного тепла, и свое посмертие она посвятила защите живых. Очень хороши молодые девчонки, такие разные и настоящие: Селина, Айри, Елена. И Мэллит, при всех ее та-Раканах, тоже. Отличный лакмус происходящего с Альдо. Робер все гадает, чует ли она клятвопреступность Альда или его нелюбовь, а все куда проще: Залог – щит на пути магических ударов, направленных на связанного с ней Сэц-Придда. Ей плохо, когда Альдо воркует с истинниками, и плохо, когда тот надевает корону, ему не принадлежащую. Древнюю мощную реликвию… Этот магический удар Альдо сам навлек на себя. А щит поломал, лишив Мэллит девственности – и заодно любви. Левий неслучайно отдал короленышу жезл, Алва же довершил дело, передав меч. Три атрибута Силы плюс собственное самомнение пацана уничтожили дурака. По этому поводу Мэллит уже даже не страдала. Она радовалась.

Чары рухнули, теперь есть шанс поглядеть, что представляет Мэллит сама по себе, не будучи отражением потомка бастарда.

Слабый пол весьма значим в Кэртиане, хоть и отодвинут с авансцены, лишенный волшебного наследия Абвениев. И репортеров среди них немало. Матильда, Мэллит, Луиза, Зоя, Арлетта. На фоне этой богатейшей портретной галереи особенно загадочна полная тишина, окутывающая родительницу нынешнего властителя Кэналлоа. Об Алваро поминают часто, о его покойных детях тоже иногда, матушки же у Ворона будто и вовсе не было. Будто его с братьями-сестрами отцу аисты принесли.

Эрэа Гатти зря ничего не делает, так почему?

6. И о плохом. Его не так много, к тому же оно субъективно. И разнообразно. Мне не нравится, что Алва постоянно зевает. Это у него такой знак рассеянного пренебрежения. С другими это тоже случается, но пореже. Все хорошо в меру. А он зевает и зевает, по два зевка на три минуты светской беседы…

Умиляют иллюстрации, на которых Рокэ, заявленный в тексте как стройный, тонкокостный красавец, изображаем неким кащеем с острым носом, мощным волосатым торсом и неизменно насупленными бровями. Надо полагать, оные брови должны заменить знаменитый "бешеный синий взгляд". Ну да, как же еще изобразить красивого мужика без слащавости? Либо могуч, вонюч и волосат – либо сахарный красотун, третьего не дано.

 Впрочем, у них все мужчины эпопеи примерно таковы же, кроме вполне анимэшного Дикона. У всех лица сведены в свирепую ижицу, Робер выглядит на полтинник, Валентин вот-вот сгрызет собственную челюсть… Да и Зою от Матильды отличить можно только по маячащему позади Арамоне – если, конечно, это не Бонифаций…

А Дуглас хорош. На Сэма Мерло смахивает.

Слегка раздражают мелкие нестыковки, вроде срока службы Арамоны в Лаик. По совокупности он там провел 14 лет, успев поучить в числе первых Алву; однако Алва на момент кончины капитана уже 19 лет как был выпускником Лаик. И куда делась из капитанской жизни еще пятилетка? Я что-то пропустила? Или вот прощальный вечер Ворона в Урготелле. Последнюю песню из него выцыганивает Луиджи, но потом ее почему-то вспоминает ушедший спать раньше Марсель. Нет, может, Рокэ и пел ее персонально виконту где-нибудь за кадром, но я оказий не припоминаю. Или сонный Валме за портьерой прятался, пока Луиджи пил и слушал?

Немного режет глаз и вычитка, в целом довольно приличная, хотя, конечно, не без блох. Но, к примеру, фок Варзов в первых книгах благополучно склонялся по всем падежам, а потом вдруг стал несклоняемым. Ну и прочая в таком духе; ерунда, а неприятно, особенно при перечитывании.

Но хорошего больше. Хотя Этерна кажется мне попроще Арции; впрочем, я могу ошибаться – Арция читана мною давно, и забыто практически все, кроме отменного впечатления, благодаря коему я и благоверного на эту траву подсадила. А перечитывать не хочу, уповаю, что дождусь-таки завершения. Поразила она меня великолепной соразмерностью и умелым смешением ингредиентов – история и магия, баталии и повседневность, легенды и текучка. На любой вкус. И, конечно, прописанность персонажей, их неординарность и выпуклость – даже третьестепенные воспринимаются как живые. С персонажами и здесь так же, с пропорциями, мне кажется, чуть перекошено. Кто-то жалуется на избыток баталий, кто-то – магии. Мнится, что арцийское полотно менее привязано к эпическому прошлому, хотя еще рано судить, реальность снова ткут живущие здесь и сейчас, не только исполняя предначертанное, но и переписывая его. Чем и обеспечивают мощь и сложность текста.

Доживем до финиты…